Наша подводная радиоэкспедиция. Часть 7

                              Наука профессора Фрейда

  Итак, дружно натянув подводные маски, все, кроме Петьки, прыгнули в озеро, в надежде обнаружить утонувший трансивер и поднять со дна аккумулятор. Но, как назло, не наблюдалось ни аккумулятора, ни трансивера.

-          Что за чёрт! – переживал Виталий. – Я сам его лично трогал, когда вещи вылавливали. Трансивера – да, не видел, а аккумулятор был! Он, правда, сильно ушёл в муляку, но ведь видно же было, даже без маски! И ты, Валера, видел.

-          Конечно, видел, - подтвердил я, – мы тогда, вдвоём, поднять его пытались, но без лодки не получилось.

-          Это он окончательно погрузился в ил, - сказал Ярослав, натирая мылом маску, - так сказать, ушёл в подполье.

-          Если бы в подпольё, а то в ил! – не успокаивался Виталий. – Кончай лопать! – турнул он Петьку, потому что тот уже вскрыл кулёк с бутербродами, и, что называется, приложился. – И пол часа не прошло, как ныряем, а ты уже жрёшь, - возмущался разозлённый неудачами Виталий, - а ну, бросай этот чёртов магнит и надевай маску, – скомандовал он Петьке, - раз сам утопил, то сам и ныряй!

-          Давай маску, - спокойно ответил Петька, - а то сижу, и как дурак, кидаю этот дурацкий магнит, лучше под водой поплаваю.

-          Э, нет, - возразил Ярослав, - кидай Петька, кидай. Только подальше забрасуй, и в другую от нас сторону. А то елозишь по дну, грязь поднимаешь, а потом муть сюда несёт, что нам дно плохо видно. Я же тебя просил! Еще немного поныряем, и если ничего не найдём, тогда  будем прямо здесь и забрасывать, авось примагнитится  трансивер.

-          Как же, примагнитится, - буркнул Виталя, - щупать надо.

-          Так мы магнитом и пощупаем, - объяснил Ярослав, - не на пол метра же он ушёл, в самом деле?

-          А чёрт его знает, куда он ушёл, - опять чертыхнулся Виталий, после чего взял у Ярослава мыло, натёр на своей маске стекло, что б под водой не потело, и спрыгнул в воду, окатив нас холодными брызгами.  Мы, с Ярославом, отдохнув еще минутку на просторном плоту, также попрыгали в воду.

Напомню, что озеро, в месте катастрофы не самое глубокое, чуть более двух метров;  дно илистое, с редкой подводной растительностью, в основном обыкновенными водорослями и кувшинками, также редко попадались чёрные гнилые коряги, облепленные какими-то мелкими ракушками и жучками. Ряска, по обыкновению произрастающая в озёрах и плотным покрывалом заволакивающая поверхность, вся находилась у берегов, поэтому  и видимость, в ясный солнечный день, под водою, была хорошая. Но стоило немного пошарить по дну, как поднималась густая илистая жижа и, выпуская мелкие пузыри, расплывалась чёрным жирным пятном, словно потревоженная морская каракатица. Мы ныряли аккуратно: плавая под водой, внимательно осматривали дно, стараясь ни к чему не прикасаться. Однако вода уже помутнела, потому что пока мы отдыхали, Петька, по поручению Ярослава, забрасывал магнит и вскаламутил дно. Поразмыслив, пришли к выводу, что скупой платит дважды и забрасывать магнит, а потом нырять в мутную воду – очень неудачная затея, все равно, что мести пол веником и одновременно лущить семечки, выплёвывая шкорки.  Решили не спешить и делать что-то одно - или прочёсывать дно магнитом, или только осматривать, ныряя в масках.

Изрядно уже уставшие,  погружаемся еще несколько раз. Плаваем-плаваем, как вижу – от меня, неподалёку, поднимается огромное облако грязи. Оказалось, Ярослав увидел что-то и роется. Но он так зачернил воду, что подплывать к нему не имело никакого смысла, всё равно ничего не увидишь. Тогда, ухватившись за плот, стали ждать. Ярослав поднимался на поверхность, но, глубоко вдохнув, опять погружался под воду, не произнося и слова. Ещё, после нескольких попыток, он подплыл к плоту, и, подтянувшись, взобрался на палубу. Я и Виталий молча последовали его примеру.

Палуба, то есть поверхность плота, сильно нагревшись под прямыми лучами послеобеденного солнца, приятно согревала наши прозябшие спины и другие, не менее озябшие под водой, части тела. Чтобы сэкономить место, лежали вытянувшись «штабелями», только Петька сидел и уныло поглядывал на кулёк с бутербродами, потому что свои он  давно уже съел, оставались только наши. Отдышавшись, Ярослав обрадовал нас, рассказав, что обнаружил аккумулятор, который действительно, почти полностью засосало в ил.

-          Я место хорошо запомнил, - говорил он, отогреваясь на солнышке, - только есть охота, аж живот сосёт, вот перекусим, отогреемся, тогда и поднимать будем.

-          И у меня сосёт, - унылым, будто на похоронах, голосом, произнёс Петька.

-          А я тебе говорил, кончай лопать, - строго ответил Виталий, выкладывая бутерброды, - вот теперь прыгай в воду и плыви к берегу, там еды много, - добавил он,  искусно скрывая иронию. - Так я и знал, что это до добра не довёдёт, - Виталий уже разламывал оставшиеся бутерброды так, чтобы досталось и Петьке. – Вот теперь будет поровну – сказал он, разделив еду на четыре части.

Потом мы приятно перекусили, как всегда ругая Петьку, но радуясь, что деревянный плот, он уж никак утопить не сможет. Петька, за время пребывания на острове, что называется, остепенился, и на все упрёки спокойно отвечал, что он тут не причём, всё это злой рок и несчастное стечение обстоятельств.

-          Ты прав, - Виталий откусил бутерброд и отхлебнул с баклажки холодного чая, - нас действительно преследует злой рок и несчастное стечение обстоятельств, самое худшее из которых это то, что пришлось брать тебя с собой. И почему, ты, Петька, приехал отдыхать именно сейчас? Мог бы раньше или позже, а то, как раз когда мы, за всё лето, таки собрались на озёра. Эх, досада! Такой трансивер хороший был!

-          Нам своего не надо, вернуть бы чужое, - вставил я, не менее философскую фразу, - чёрт с ним, с трансивером, лишь бы дядьки Кольки ЭМФ не испортился. Всё-таки не один день под водой пролежал, и что самое прискорбно, лежит до сих пор, в этом утопшем трансивере. И как это он так утонул, что его на дне не видно? – ведь лежит же, подлец, где-то в муляке!

-          А я говорил, - вспомнил Ярослав, - не кидайте его на вещи сверху, а лучше упакуйте  в ящик. Это он, наверное, первый за борт вывалился, когда взорвался сосок и лодка тонуть стала. Она же не сразу перевернулась.

-          Точно, не сразу, - отметил Виталий, и в его глазах мелькнула надежда. - Помню, сначала выстрелил сосок, все всполошились, раскачивая нагруженную лодку, потом она еще проплыла с десяток метров, а уж после, будь она неладна, окончательно перевернулась.

-          Вот я и говорю, - продолжал Ярослав, - не может быть, чтобы аппарат полностью в ил провалился, ну, хотя бы, до половины, это же не десятикилограммовый аккумулятор?

-          Конечно, не аккумулятор, - подтвердил Виталий, глубоко задумавшись, - вот что, давайте побыстрее поднимем аккумулятор, а потом тщательно прочешем окружающее дно, этим Генкиным магнитом.

-          В каком смысле, окружающее? – уточнил Ярослав.

-          Ну, этого места, - ответил Виталий, - в том смысле, что освободим плот и будем плавать с магнитом, вокруг шеста (которым я отметил место катастрофы), в радиусе приблизительно двадцати метров. Опустим магнит так, чтобы он едва касался дна, и будем плавать туда-сюда, туда-сюда. Двадцать метров оплыть на плоту и прошарить магнитом – реально, а вот пронырять без водолазного оборудования, всего лишь в масках – не очень то. 

-          Действительно, - поддержал я идею, - если дело обстоит именно так, как предположил Ярослав, тогда ныряя только возле шеста, трансивер мы, конечно, не найдём. Скорее всего, здесь его нет, мы всё ищем, а он лежит где-то неподалёку. Вот только где? Правее или левее? Пожалуй, что правее, ближе к центру и, следовательно, дальше от острова, это должно быть верно, так как подплывали мы к острову, а не наоборот. Значит, первым делом, отплывём еще метров пятнадцать в озеро и там попробуем  забросить.

-          Я тоже так думаю, - согласился Виталий, и мы, доевши бутерброды и передохнув, начали подъём аккумулятора.

Ярослав взял проволоку и, сделав пять-шесть погружений, надёжно обвязал ею аккумулятор. Потом, протянув сквозь проволочные колечки верёвку, взобрался на плот и принялся тянуть. Верёвка натянулась, а плот погрузился еще на несколько сантиметров ниже, но аккумулятор не поддавался; казалось что он, прямо-таки укоренился на дне озера. Тогда потянули за верёвку втроём, и после резкого рывка, аккумулятор пошел, и, поднимаясь, выбрасывал из глубины много разных пузырей, которые, достигнув поверхности, тут же и лопались, противно воняя. Наконец мы втянули его на плот, где с него стекала грязь. Очистив от водорослей и обмыв, сразу же решили «списать его на берег». А посему, ловко орудуя самодельным веслом, быстро приближались к островку, довольные и весёлые.

Остановившись у берега, я стал привязывать плот, размышляя как бы получше прибить на палубу какие-нибудь  сиденья  и построить деревянный каркас, чтобы, обтянув его целлофаном можно было плавать и в дождь. Ярослав и Петька унесли аккумулятор на поляну, а Виталий, ступив на берег, сразу помчался в шалаш, с целью достать, как можно скорее… нет, не сушёную колбасу, которая, испуская по ночам томный аппетитный запах, часто мешала уснуть, особенно Петьке; нет, не военные комароустойчивые штаны и такой же пиджак-афганку, с большим количеством нужных и глубоких карманов; и даже не свои мощные и обрезиненные, почти влагонепроницаемые, похожие на военные боты, любимые кроссовки. А стремился он в шалаш с высокой, благородной целью – поскорее взять свой боевой, не раз выручавший в жестоких боях с неумолимыми  законами физики, прибор Ц4315, 1977 года выпуска, с заводским серийным номером 652192.

Так вот, вытащив из шалаша тестер, Виталий обнажил остро заточенные щупы и с голодным хищным взглядом приближался к утомлённому транспортировочными и подводными мытарствами,  тихо стоящему на поляне, несчастному аккумулятору. Подошел, и решительно ткнул в обнаженные клеммы острыми щупами. Стрелка прибора, на этот раз, решила не испытывать судьбу и исправно показала не больше не меньше, а ровно двенадцать вольт.

-          Есть! – воскликнул Виталий, и глаза его радостно блеснули.

-          Что есть? – переспросил стоящий неподалёку Ярослав.

-          Напряжение, - ответил Виталий, - двенадцать вольт.

-          Я знаю, что двенадцать, - сказал Ярослав, внимательно рассматривая шов, который имел наглость лопнуть на правом кроссовке. – И ежу понятно, что двенадцать, раз двенадцативольтовый аккумулятор, ты точнее скажи, - допытывался озабоченный неожиданной неприятностью, Ярослав.

-          Ровно двенадцать, - твёрдо ответил Виталий.

-          Что ты, Виталя, говоришь? – спросил Ярослав, размышляя, что лучше всего будет зашить кроссовок рыболовной леской,  - сколько живу, а не видел, чтобы на аккумуляторе было двенадцать вольт, всегда или на вольт больше, если не севший, или меньше, если севший.

-          Пойди, посмотри, - невозмутимо ответил Виталий, - а лучше принеси лампочку, на неё еще попробуем.

Мы подошли к прибору и убедились, что стрелка показывает точно двенадцать вольт, и только когда подключили десятиватную лампочку, она стала плавно опускаться и достигнув одинадцативольтовой отметки, заметно притормозилась.

-          Больше не надо, - решил Ярослав, - видно уже, что сел, убирайте лампочку.

-          Неужели в воде расходуется такой ток? – удивился Виталий, - вода-то не солёная.

-          Мало ли… - отсоединяя лампочку предположил Ярослав, - мало ли что, может просто сел, а может вода во внутрь попала, как бы не испортился.

-          Вряд ли, - сказал я, - он же герметичный, в нем дырок нету. Просто подсел на дне, вот и всё. Пусть теперь стоит, больше трогать не будем, а то если разрядим, тогда  точно испортится.

В основном же, аккумулятор опасений не вызывал, и настроение у всех, за исключением разве что Ярослава, имелось приподнятое. Виталий спрятал тестер в шалаш и приоделся, так как до сих пор находился в плавках и что называется «кормил комаров», проверяя состояние аккумулятора. По поручению Ярослава, он прихватил две буханки хлеба и пакет пшенной каши, потом, немного поразмыслив, отрезал кусок подвешенной на крючке, чтобы случайно не украли полевые мыши, сушеной колбасы. Так он к нам и подошел – в одной руке хлеб, в другой каша, а в зубах – кусок колбасы пятнадцатисантиметровой длинны.

-          А колбаса зачем? – спросил Ярослав, принимая продукты. – Мы же кашу будем варить, а колбасу успеем еще съесть. Чего зря тратить?

-          А затем, что рыбы хочется, - невозмутимо ответил Виталий, - ловить-то некому, все отдыхающие, как Валера недавно заметил, то военные сокровища ищут, то аккумуляторы, то трансиверы, но только не рыбу ловят. Всё время что-то ищем, собрались отдыхать, а тут прямо-таки экстрим! Наверное, дядька Колька долго бы не протянул, хорошо, что он не поёхал; не серьёзный вы народ - сказал бы, всё у вас не ладится что-то – проговорил Виталий, ощупывая колбасу на предмет качества: не пересохла ли.

-          А при чем тут колбаса? – недоумённо поинтересовался Петька.

-          А притом, что лучшая рыба – это колбаса! – выпалил Виталий, и громко рассмеялся. – Не будем занудами и отметим это дело, а Генка, на радостях, вышлет нам еще колбас, как только узнает, что мы вытащили аккумулятор из пучин. У него дядя как раз кабана заколол, так что может и раздобрится.

-          Генка может и раздобрится, а раздобрится ли дядя? – уточнил я.

-          На счёт дяди вот не знаю… - печально вздохнул Виталий, - вот у Вовки дядя, так дядя! Золото, а не дядя! Мой дядя самых честных правил… - мечтательно добавил он,  нарезая колбасу на тонкие кружочки и, вероятно представляя, как хорошо было бы и себе иметь такого дядю.  

-          Я тоже согласен, что колбаса это лучшая рыба, - поддержал Виталия, падкий до колбас, троюродный брат Петька. – Ой, не выдержу! Дай-ка, Виталя, я сразу съем свою порцию этой прекрасной рыбы, а то пока там еще Ярослав, кашу сварит.

-          Ты меня, Петька, не задурюй, - строго отреагировал Виталий, - это тебе не рыба, а колбаса: кончится - не наловишь! Знаю я твои штучки: слопаешь всё сразу, а потом будишь грузить нам что-то насчёт растянутого живота; если тебя мама в детстве перекормила, так это твои проблемы, причём тут мы? У нас на острове спартанские условия, нечего обжираться, - объяснял Виталий, достав из кармана надкушенный сухарь, - впрочем, если невмоготу, бери уж, наслаждайся! – и протянул сухарь Петьке.

-          Что, это можно есть? – скривился Петька. – Нет уж, я лучше кашу подожду.

-          Как знаешь, хозяин-барин, -  равнодушно ответил Виталий, и спрятал сухарь обратно.

-          Послушай, Петька, - сказал Ярослав, который в своё время много начитался о желудочных болезнях и о медицине вообще, - это у тебя рефлекс.

-          Какой рефлекс? – c надеждой спросил Петька.

-          Подсознательный, - объяснял Ярослав, - вот, например, привык ты, когда смотришь телевизор, жевать всё время что-то. Ну, бутерброды там всякие, борщ или даже поп-корм, как в Америке. А теперь смотри: ты живёшь в городе – раз, радио не занимаешься – два. Следовательно, в большинстве своём заняться тебе нечем, сидишь и ящик смотришь всё свободноё время, и, конечно, что-то жуёшь. И так постоянно – что не вечер, то и жуёшь. Вот и вырабатывается привычка: если чем ни будь не занят, тогда есть хочется. У меня тоже такое было – сажусь на диван, включаю телевизор, и мне сразу есть хочется. А потом врачи у меня кислотность нашли и строго запретили питаться беспорядочно. Я тогда в пятый класс ходил. Рефлекс этот, в коре головного мозга записуется. Поужинал, как положено, вечером, а сажусь за телик – и не могу, снова есть охота, хоть печенья пожевать, но нельзя. Одни мучения, короче. А что еще дома вечером делать? Тогда я и записался в радиокружок, сначала в школе сидел, а потом и дома паял. Бывает, увлечешься – так и за еду забываешь, а не то, что мучаешься, это тебе не у телевизора. Тут клин клином вышибают: одну привычку заменяют другой, более сильной. Вот и переключается мозг на более сильный раздражитель. Еще, к примеру, мучает тебя депрессия по поводу украденного в трамвае кошелька, ты ругаешься, места не находишь. Потом заходишь вдруг в гараж, а у тебя автомобиль угнали. Каково, а?  Сразу забудешь о кошельке, только и будешь, что про машину думать. Фрейд, Петька, это тебе не поп, всё доходчиво расписано, дураку и то понятно. Я про психологию много читал и знаю, что из чего происходит. Вот хочешь, тебя закодирую?

-          Ты, меня закодируешь?! – опешил удивленный Петька. Что-то ты раньше никого не кодировал!

-          Буду я энергию по пустякам тратить, - ответил Ярослав, сдерживая улыбку, - еще чего.

-          А ты, случайно, не экстрасенс? – не сдавался Петька.

-          Немножко могу – ответил Ярослав, и все, за исключением Петьки, попадали от смеха, так как хорошо знали к чему Ярослав подводит.

-          Тут жрать охота, а вы ржёте, - почему-то обиделся Петька.

-          Ты, Петька, не обижайся, - проговорил Ярослав, вытирая рукавом набежавшие от смеха слёзы, - кодировать я конечно не умею, но знаю, как это происходит психологически; говорю же, Фрейда читать надо.

-          Что, там  и об этом  написано? – спросил Виталий, ловко нарезая хлеб здоровенным тесаком.

-          Там написано про подсознание, а психология без подсознания – это всё равно, что военный без значков, - ответил Ярослав, помешивая кашу, - или еще хуже, - добавил он после некоторой паузы, - вообще без штанов.

-          Ха-ха! – рассмеялся Виталий.

-          Напрасно, батенька, напрасно, - солидно ответил Ярослав, копируя какого-то профессора, может даже и самого Фрейда. – Напрасно смеётесь – добавил он. – Вот, Виталя, смотри, - уже серьезней, продолжил Ярослав, - допустим, ты пришёл на сеанс  и хочешь, чтобы тебя закодировали, точнее предрасположен к внушению, открыт, так сказать. Тогда психолог…

-          Точно психолог? – уточнил Виталий, - а то ты знаешь, не люблю я этих… всяких там целителей, спасителей и экстрасенсов.

-          Да психолог, не беспокойся, - заверил Ярослав.

-          Хотя психологов… психологов я тоже не люблю, - не успокаивался Виталий, - что я, дурак что ли, по психологам шастать, моё мышление – это моё мышление, почему это, какой-то чужой дядя будет за меня думать. Не нормально это, на попов похоже, так сказать попы двадцатого века!

-          Тебе, прям не угодишь, - высказал Ярослав, чрезмерно, по его мнению, подозрительному, Виталию, - не хочешь слушать, так и скажи, а мне это интересно, потому что сварщика Мишку так закодировали, что когда он на спор водки выпил, то в тот же вечер не только водку, а и утреннюю картошку всю начисто вырвал, прямо как промывание сделали… А ты говоришь, чушь. Тут разобраться надо, как схемах: почитать, изучить, проверить. Ведь интересно же! 

-           Я не говорю что чушь, - смутился Виталий, - я больше в кибернетику верю, мозг, датчики там всякие. А слова… словам я не верю. Это за границей без психолога чихнуть боятся – разошелся Виталий, - чуть что, сразу к психологу, а он, психолог, ну право как цыгане: слушает-слушает, а сам как оно есть, не говорит, только смотрит, что тебе нравится – под ту дудку и поёт, как граф Калиостро, он тоже психолог, ты сам говорил. А иначе это называется – сентиментальные утешения за деньги.

-          Ладно, Виталя, не спорь – сказал Ярослав, снимая с костра горячую кастрюлю, - пусть немного настоится, - накрыл он крышкой парующую кашу, - вот сварщик Мишка закодировался, а мужики узнали и поспорили: выпьет или нет. Подходят к нему под конец рабочего дня и предлагают остограммиться. Нет, говорит, не пью. - А если десять долларов, тогда будешь? – спрашивают. Посмотрел он, нюхнул бутылку – и боится: нет, говорит, не пью. – Ну, а двадцать? И показывают еще новенькую, хрустящую бумажку.  Тут Мишка не устоял и, набравшись силы воли, выпил. - А двести грамм? – спрашуют. - Деньги на бочку! – отвечает. - У нас только десять долларов осталось – говорят, и показывают десятку. «Эх, где наша не пропадала!» - крикнул Мишка и выпил еще сто грамм. Выпил и пошел домой. А до дома ходу – несколько минут, не более. Идёт и чувствует: мутит. И чем ближе к дому, тем мутит сильнее. Подошёл к подъезду - руки трясутся, голова кружится, а в желудке будто бетономешалка  работает.

-          Так уж и бетономешалка? – не поверил Виталий.

-          Ну, не бетономешалка, но тошнит, аж в мозг отдаёт, я знаю, и не только руки трясутся, а и ноги деревенеют, короче похоже это, на симптомы сильного пищевого отравления, - уточнил Ярослав, усаживаясь по удобнее на покрывало, - подошел, значит, к подъезду, всё, думает, не дотяну на четвертый этаж, так прихватило. Что же делать? У подъезда бабки на лавках собрались, сплетничают, и если наклониться в палисадник… Нет, тогда не оберешься позору, по всему посёлку растрезвонят, мол так нажрался, что у всех на глазах… Делать нечего, и, ухватившись за перила, медленно стал подниматься по ступенькам. Добрался до второго этажа, как видит – ведро с помоями у дверей стоит, соседи приготовили его в сарай, свиньям отнести. Я знаю, это бабка Верка, они с дедом живут в пятиэтажке, а свиней в яру, в сарае держат. А Мишка увидел спасительно ведро, наклонился и давай туда… ну, в общем, не перед едою будет сказано, только от ведра отойти никак не может, так его мутит. А бабка Верка открывает дверь и видит - мужик над ведром стоит на карачках. Да как закричит! Испугалась, дверь захлопнула, деда зовёт. - Чего ты, орёшь, дура? - спрашивает дед. - Там какой-то мужик помои хлебает! - визжит бабка, не узнавшая с перепугу Мишку. – Что ты, несёшь! Кому нужны наши помои?! – рассердился дед, и пошел к двери. Видит: и правда мужик над ведром сидит. Присмотрелся – Мишка сидит, бледный и встать не может, так ему дурно.  Разобрались, затащил его дед на  четвёртый этаж и сдал жене. Жена хотела скорую вызвать, думала отравился, но Мишка не позволил, сиди говорит, не рыпайся, хватит с меня и так позору. Потом ему от одного только упоминания о водке, тошнило. Год уже как не пьёт и вряд ли теперь сможет.

-          Я тоже слышал эту историю – сказал Виталий, только не знал, что он закодировался, думал отравился самогоном, страшно стало, вот и бросил.

-          А я знаю, что закодировался – настаивал Ярослав, -  в подсознании записалось: алкоголь – это яд, мозг даёт команду и организм стремится избавиться от отравы, поэтому и возникает рвота и слабость, как при отравлении.

-          Ну и разговоры у вас, перед ужином, - сказал я, насыпая кашу в миски, - и где это ты, Ярослав, только и набрался таких уморассуждений, профессор прямо!

-          Вам неинтересно, - ответил Ярослав, обчищая огурец, - а меня всё увлекает, что необычное. Не только же схемы паять.

-          Это его брат подбивает, - объяснил Виталий, - рисует себе всякие хиты Малевича, ремиксы изобретает.

-          Какие ремиксы? – не понял Петька.

-          Абстракционизм  слышал? Так вот, нарисует он пару чёрных прямоугольников, вот тебе уже и ремиксы «Черного Квадрата» Малевича. Правда, флаг нам действительно крутой нарисовал.    

-          Вы тут стол накрывайте, а я сейчас позову Генку, может он уже на связи, - решил я.

-          Если он на связи, так почему вызывает? – спросил Виталий.

-          А у нас радиостанция включена? – в свою очередь спросил его я.

-          И, правда, как приплыли, забыли включить, - ответил Виталий и почесал затылок свободной левой рукой, потом видимо вспомнил, что умные люди, размышляя, почухивают лоб, а затылок только дураки, и резко передвинул руку на лоб.

Я подошёл к «Недре», включил ёё, и, перебирая каналы начал вызывать. Время - около шести часов вечера и 160 метровый диапазон был еще чист. Покричав на десятке, вспомнил, что Генкину антенну бегущей волны оборвал, в приступах ярости, скандальный дед, а какую времянку он натянул – неизвестно. Тогда я позвал на 160. На 160 Генка ответил, слышно было громко, так как у нас подключена стационарная Г-образная антенна, 70 метров длиной. Как выяснилось, он натянул в саду, под деревьями, кусок провода, метров двадцать, высота всего пару метров, не более. А, учитывая небольшой бугор и отсутствие у нас направленной десяточной антенны, так как «Недра» являлась кварцованной и использовалась только для оперативной связи между нами и посёлком, слышимость на 10 метрах была плохая, в шумах, тем более что мы находились в низине. Но зато на 160 слышимость отличная, только жаль, с наступлением темноты появляется много станций и наши три канала практически всегда заняты.   Днем же, без проблем, отличная связь, бросаешь, например, кусок провода подлиннее и всегда свяжешься, где бы не находился, не то, что на УКВ. Еще мы хотели взять с собой на островок СВ портативку «Ласпи» (напомню, что действие происходит в начале 90х), их у СВ-шника  Сергея было четыре штуки, но там всего один канал –27.2 Мгц, и к тому же, всё время дальнее прохождение пёрло до девяти баллов, какая уж там оперативная связь. У нас же «Недры» - переделанные, многоканальные двух диапазонные, SSB. Эх, если бы был трансивер!

Но, как говорится, если б да кабы – во рту вырастут грибы. Поэтому решили особо не рассиживаться, а поискать сегодня  и трансивер, благо время еще позволяло. Генка также  был не предрасположен болтать, и, поблагодаривши за оперативно поднятый аккумулятор, отключился, сославшись на неотложные дела. Мы неплохо перекусили перловой кашей, отметили удачное завершение операции по подъёму трансивера - раскупорив бутылочку столового вина, и, закусив сухою колбасой, снова залезли на плот.

-          Старший помощник обЛом! – скомандовал Виталий, - отдать швартовые!

-          А чего это ты раскомандовался? – обиделся Петька, - может ты капитан?

-          Командуют здесь все, кому не лень, - ответил Виталий классической фразой, - за исключением, конечно, тех, кто пустил на дно нашу надувную шхуну, - сказал он, глядя на Петьку.

-          Я не пускал шхуну, - ответил насупившийся Петька, - она сама утонула.

-          Ну, конечно, он, всего лишь,  выпустил воздух, - уточнил Ярослав.

-          Прямо как мужик, которому дали десять лет за то, что он стекло разбил, - добавил я.

-          Какое стекло? – спросил Виталий.

-          В подводной лодке, - ответил я, отталкивая плот от берега.

Прибыв на нужное место, начали забрасывать магнит. Приблизительно на тридцатый заброс, леска натянулась, и мы почувствовали сопротивление.

-          Дёргай сильнее, - посоветовал Виталий, вытягивающему магнит, Ярославу, - это коряги.

-          Нет там никаких коряг, - ответил Ярослав, раздумывая, - далеко от берега.

-          Тем более, сильнее дергай, - не уступал Виталий. Ярослав потянул, и магнит резко отцепился, поддавшись.

-          А ну-ка, еще брось, - попросил я, заинтересовавшись поведением магнита, - только не тяни так быстро, или лучше давай я заброшу.

-          На, попробуй, - отдал леску Ярослав.

-          Действительно, что-то есть, - сказал я, когда с третьей попытки магнит опять застопорился. – Надо нырять.

-          Я полезу, давайте маску, - предложил Виталий, и, сделав несколько глубоких вдохов, нырнул под воду, следуя по леске. Секунд через тридцать он вынырнул и поплыл к плоту, гребя одной рукой. Ухватившись за плот, молча бросил на поверхность какой-то чёрный ящик.

-          Это что? – спросил Петька.

-          Это трансивер, - ответил Ярослав, и непонятно было рад он или расстроен.

-          Да, это трансивер, - подтвердил Виталий, - точнее то, что от него осталось. Провалиться мне месте, если это, когда ни будь, заработает.

-          Может, когда ни будь, и заработает, - сказал я, рассматривая грязный и вонючий КВ трансивер - только не в этот раз, потом.

-          Угу, - буркнул Ярослав, - я тебя поцелую, потом, если захочешь, - процитировал он известную фразу из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тётя».

-          Да-а-а… - печально вздохнул я, подгребая к берегу, - говорил я, что подводная у нас экспедиция. Вот смотрите: время на исходе, и даже, если бы каким-то чудом трансивер заработал, то всё равно пользы мало, так как скоро уже домой. Конечно, хорошо, что разведали и раскопали военную землянку - это было круто. Однако ж, так хотелось поработать! А вышло наоборот – не трансивер на нас работал, так сказать скрашивал наше островное, с комарами и грозами, существование, а мы на трансивер – то плот строй, то с «Недрой» мучайся, то носись с телепередатчиком, когда у Генки КВ антенну оборвали. И всё только и думаешь, что надо нырять, искать и прочее. Короче, одни заботы, прямо как клад подводный ищём, будто бы у нас экспедиция по изучению озёрного дна, а не эфира. Хорошо хоть землянку нашли.

-          Правда, хорошо хоть в землянке прибарахлились, - проговорил Виталий, смывая с корпуса грязь, - и, всё же, печально как-то.

-          Капитан, капитан улыбнитесь… - пропел Ярослав, - трансивер теперь, конечно, дрянь, - тут Ярослав поморщился, вспоминая как тот воняет болотной тиной, - но зато мы его нашли, а там чужой ЭМФ стоит. Нам то отдавать его надо. А?

-          Действительно, всё не так плохо, - согласился я, - трансиверов всяких, в мире много, так себе, железяка. А вот интересно провести время, собраться всем, пожить на островке, отдохнуть от быта и домашних забот,  - не часто случается, и будет что вспомнить. Когда еще все соберёмся, неизвестно.

-          Да, чтобы на недельку и все, это проблематично, - подтвердил Виталий, - надо не упускать момент.

-          Вот я, об этом, и говорю, - сказал я, и стал привязывать плот к росшему у воды дереву.

Уже вечерело, и, оставив трансивер просыхать, напилили для костра побольше дров. На вечерний ужин, в отличие от «ужина дневного», когда Ярослав сварил кашу, решили нажарить картошки. Поэтому я, заведомо предупредил Петьку, чтобы он не под каким предлогом не прикасался к дровам и костру вообще. (Я полагаю, читатели не забыли, как Петька набросал однажды дров так, что загорелось масло на сковороде.) В ответ Петька пробормотал, что ему ещё и лучше, раз ничего не надо делать, и демонстративно разлёгся у костра, прогревая бока, так как с заходом солнца на острове стало заметно прохладней. Большой костёр я не разжигал, потому что сковородка стояла на жару, и картошку надо было периодически помешивать деревянной палкой, с привязанною ложкою на конце. Петька  придвигался всё ближе, потому что постирал афганку, которая еще не просохла, а вечерняя прохлада уже пробирала спину сквозь тонкую футболку. «Смотри, Петька, не пропали вещи» - предупредил его я. «Не пропалю» - ответил он, и перевернулся на другой бок. Вскоре я забыл про Петьку и полностью переключил внимание на аппетитно пахнущую, почти готовую картошку. «Эй, Виталя!» - крикнул я, - давайте там, быстрее, скоро будет готово. Виталий с Ярославом наводили в шалаше порядок, так как за ночь там перепутались все вещи, сумки и кульки. Еще немного подождав, я, вынул из сковороды несколько кусочков, и, поднеся ко рту, стал дуть, чтобы быстрее остудить и испробовать. Вдруг раздаётся хлопок и меня буквально ослепляет горячая ярко-оранжевая вспышка, а точнее огненное облако. От неожиданности я выронил ложку и рухнул на землю, сильно шокированный неожиданным взрывом. Слышу – крик. Поднимаю голову и вижу, что горит Петька. Горит и кричит. Секунды через три-четыре, вижу, что горит не весь Петька, а только штаны. Еще через пару секунд вижу, что горят не все штаны, а только карман, точнее он уже прогорел, и вокруг кармана тлеют огоньки, Петька же, прыгает и кричит.

-          Что ты прыгаешь, дурак! – кричу ему я, - беги скорее в озеро! Но он меня не слышит, а только лупит по карману, в надежде потушить тлеющую брючину. Тогда я схватил канистру с родниковой водой и стал поливать Петькину ногу. Тут подбежал Ярослав, потом Виталий; они удивлённо рассматривали прогоревшую штанину, с огромной дырой вместо кармана, сквозь которую видно обоженную ногу.

-          Ничего себе! – воскликнул Виталий, глазея на дыру.

-          Круто! – сказал Ярослав, и посмотрел на меня.

-          Не то слово, круто! – проговорил я, и уставился на Петьку.

-          Я… это…, я не знал…, - невнятно бормотал он, не зная как сказать.

-          Что не знал? – допытывался изумлённый Виталий.

-          Зажигалка… это зажигалка, - наконец выдавил Петька.

-          Зажигалка? – переспросил Виталий.

-          Всё ясно, - ответил я, - взорвалась зажигалка.

-          Как взорвалась? – удивлённо спросил Ярослав.

-          Очень просто, - сказал я, рассматривая обоженное с края, почти новое покрывало, на котором грелся у костра Петька. – Прощё не бывает. Помнишь пластмассовую одноразовую зажигалку? Так вот, запихнул её Петька в карман, и лёг греться, дурак этакий. А зажигалка нагрелась и взорвалась, хорошо еще, что газа мало было! А то бы…

-          Наверное, там трещинка была, или просто перегрелась сильно, - заподозрил Ярослав.

-          Мало ли, - продолжил я,  - может и трещинка, но в любом случае, конечно перегрелась. Какой же дурень, с зажигалкой в кармане, у костра валяется?!

-          Я же тебе говорил, - строго обратился к Петьке Виталий, - хочешь прикурить – вон костёр горит, почти постоянно, или спички бери, зачем  взял зажигалку? Только газ тратишь, вернее тратил. Я взял для костра, а не прикуривать. (Дело в том, что утром на острове стоял густой туман и бешеная влажность, поэтому спички, даже завёрнутые в целлофановый пакет, сильно отсыревали, вот и выручала зажигалка. К тому же, кроме Виталия и Петьки, больше никто не курил, так что других зажигалок у нас  не было.)

-          У меня второго кроссовка не достаёт, для того, чтобы каждый раз к костру бегать прикуривать, - быстро пришел в себя Петька, как только заругался Виталий, насчет взятой без спросу и теперь уже испорченной, зажигалки.

-          А кто же тебе виноват, что ты его в болоте утопил? – спросил Виталий, рассматривая как Ярослав осторожно обматывает обоженную ногу толстой мокрой тряпкой. – А не пропалил бы дядьки Сашкины кеды, было б что обуть.

-          Ну, Петька, ты теперь чистой воды, как Одноногий Сильвер, – пошутил Ярослав, закончив перевязывать, - ни кроссовка, ни штанины, хорошо хоть нога цела, ожог не сильный. Действительно, ожог был не серьёзный, поверхностный; больше пострадала брючина, ежели нога. – Видишь, Петька, - продолжил он, поучительно, - дырка теперь у тебя почище моей будет, это когда ты кулёк с нитками затерял и мне всё утро с подложенным в штаны брезентом ходить пришлось. Потом, кеды спалил –  сам и пострадал, потеряв кроссовок в болоте. Это называется – за что боролся, на то и напоролся! Что, сильно жжет?

-          Так… не сильно, - печально ответил Петька.

-          Тогда садись картоху лопать, - пригласил его я, накладывая в миски слегка пригоревшую в суматохе картошку. – Опять подгорела! Скажешь кому, и не поверят, как ты два раза мне картошку испортил, подумают что совпадение.

 Сопоставив оба случая, все громко рассмеялись, поглядывая на сковородку и ругая нерасторопного Петьку. Петька смеялся также, радуясь, что легко еще отделался, после такого, из ряда вон выходящего, случая. Больше на него никто не сердился, а Виталий участливо поливал холодной водой перевязанную ногу. Петька важно отвечал, что уже чувствует, как набухает в ноге, огромный водянистый пузырь. На что Виталий сразу предложил, проколоть пузырь немедленно, как только тот полностью разбухнет. Сначала Ярослав заспорил, что волдыри прокалывать нельзя – в них собирается лечебная жидкость, но вскоре махнул рукой и сказал, что его интересует больше психология, нежели всякие анатомические пузыри. Вскоре закипел чайник и в этот вечер чай был особенно приятен, так как трансивер с чужим ЭМФом, лежал на поляне, аккумулятор также, и не надо более беспокоиться, чтобы лезть под воду, нырять и переживать, в очередной раз ничего не обнаружив. Окинув взглядом уже обжитую и своего рода «родную» лагерную поляну, я поразился, как же много у нас накопилось всяческих вещей. В центре доминировал сколоченный из ореховых стволов и крытый камышом шалаш. Рядом находился небольшой брезентовый навес со всевозможными хозяйскими принадлежностями и посудой. Отдельной кучей возвышалось наше радиотехническое оборудование – ящик с радиодеталями, шнуры, кабеля и провода. Под обшитой камышом дожденепроницаемой стенкой, валялись, сваленные в кучу, лопаты, топоры, пила и тесак, также торчала небольшая кирка. Ко всему этому прибавлялась гора одежды, одеял, покрывал, брезента, тряпок и мешков, плюс рыболовные снасти. И чем ближе день отъезда, тем чаще посещала наши головы навязчивая мысль: как всё это транспортировать обратно. У Виталия даже мурашки по спине побежали, когда Ярослав спросил что будет, если на обратном пути опять перевернётся лодка. Я ответил, что тогда останется еще много всяких вещей, так как всё равно такую гору за раз не переправить. Тогда Виталий предложил перевести сначала все вещи, и только в самую последнюю очередь «транспортировать» Петьку. А еще лучше было, если ели бы Петька плыл на плоту, а не на надувной и, следовательно, уязвимой, лодке. Рассмеявшись, Ярослав согласился, с тем, что это действительно, самый надёжный способ, оградить себя от неприятностей.

Потемнело. Удобно расположившись вокруг огня, мы дружно беседовали, вспоминая события минувших дней и часто смеялись, а костёр, казалось, смеялся с нами, озаряя лица мягким оранжевым светом, который, незаметно проникая в сердца, наполнял нас радостью и покоем. Было видно притихшее озеро, на его зеркальной поверхности  отражались бесчисленные звезды, и отблескивал костёр. Вот, оставив в небе яркий след, упала звезда…

                                Продолжение следует…

             Назад на главную страницу